Ты гуди, моя гармошка, от столицы до села!
Пропоём с тобой немножко мы про радиодела.
Нет звончей моей гармошки среди нашей волости,
Поспешите, все вы братцы, на радионовости!
Парень, видно с головою, пионер Ерёмка
Приспособил под дугою радиоприёмку.
Выйдет в поле он пахать, всю Европу в раз слыхать -
Хошь Москву, а хошь Берлин, хочешь собственный овин.
Одна девица жила, да вдруг без мужа родила!
Это значит, братия, радиозачатие!
Клим хлебает суп бараний, на ушах шнуровина.
Он в избе, как в ресторане слушает Бетховена.
Моя милка агналела, ничего не кушает,
А с утра до самой ночи радио всё слушает.
А у дяди Агафона тоже стоит аппарат:
без антенны, а самогона гонит три ведра подряд!
Дед качает головою и руками машет:
У-у, чудилки, домовой в энтой трубке вашей!
Моё радио хрипит да трубка в ухо хлопает,
Не иначе говорит Питирим с Европою.
Пропоём с тобой немножко мы про радиодела.
Нет звончей моей гармошки среди нашей волости,
Поспешите, все вы братцы, на радионовости!
Парень, видно с головою, пионер Ерёмка
Приспособил под дугою радиоприёмку.
Выйдет в поле он пахать, всю Европу в раз слыхать -
Хошь Москву, а хошь Берлин, хочешь собственный овин.
Одна девица жила, да вдруг без мужа родила!
Это значит, братия, радиозачатие!
Клим хлебает суп бараний, на ушах шнуровина.
Он в избе, как в ресторане слушает Бетховена.
Моя милка агналела, ничего не кушает,
А с утра до самой ночи радио всё слушает.
А у дяди Агафона тоже стоит аппарат:
без антенны, а самогона гонит три ведра подряд!
Дед качает головою и руками машет:
У-у, чудилки, домовой в энтой трубке вашей!
Моё радио хрипит да трубка в ухо хлопает,
Не иначе говорит Питирим с Европою.
